Помимо четырех больших кувшинов с водой, в вагончике оказался обычный набор свежих продуктов, которые люди уже научились ценить; кроме них, прислали большой тюбик с вязкой субстанцией, напоминавшей смесь меда и апельсинового сока. «Но где же они выращивают все это?» — спрашивала себя Николь, наверное, в сотый раз, после того как приступила к разгрузке. Она вспомнила многочисленные семейные споры. В конце концов все пришли к заключению, что в Южном полуцилиндре наверняка устроены сельскохозяйственные угодья. Куда большие разногласия вызвал вопрос о том, кто кормит их. Ричард не сомневался, что заботятся о людях сами октопауки, поскольку любые припасы должны были идти транзитом через территорию, которую он считал доменом октопауков. Логике его возразить было сложно, Макс также полагал, что продукты людям поставляют октопауки, но тем не менее всем их действиям он приписывал зловещие мотивы. И если нас кормят октопауки, заверял фермер, то скорее всего не из милосердия.

«Зачем же октопаукам становиться нашими благодетелями? — гадала Николь.

— Я согласна с Максом: похищение Эпонины и Элли никак не совместимо с такой заботой… Или мы все-таки имеем дело с кем-то другим, решившим защитить нас?» Невзирая на смешки Ричарда, Николь отчасти надеялась, что здесь действительно обитает какой-то радужный народ, по уровню развития превосходящий октопауков и почему-то заинтересованный в сохранении жизни уязвимых людей, а посему приказавший этим инопланетным созданиям кормить своих пленников.

В грузе, доставленном в вагоне подземки, всегда находился какой-нибудь сюрприз. На этот раз в его задней части обнаружилось шесть шаров разной величины, окрашенных в яркие цвета.

— Смотри-ка, Макс, — сказала Николь. Фермер уже вернулся со своим рюкзаком и принялся помогать ей с разгрузкой. — Они даже прислали мячи детям.

— Чудесно, — ехидно проговорил Макс. — Теперь начнутся детские ссоры из-за каждого мячика.

Когда они разгрузили вагон, Макс забрался внутрь и уселся на полу.

— Сколько же ты будешь ждать? — спросила Николь.

— Сколько потребуется, — мрачно ответил Макс.

— А ты не обсуждал эту идею с кем-нибудь из наших? — поинтересовалась Николь.

— Какого черта, конечно нет. С какой стати?… У нас здесь не демократия. — Макс наклонился вперед. — Извини, Николь, но я сыт всем по горло: Эпонины нет уже месяц, сигареты кончились, я вот-вот взорвусь. — Он выдавил улыбку. — Когда доходило до такого, Клайд с Виноной всегда говаривали мне, что я, мол, на ежа уселся.

— Ну, ладно, Макс, — проговорила Николь чуть погодя. Она коротко обняла его на прощание. — Надеюсь, с тобой все будет в порядке, куда бы тебя не занесло.

Однако вагон оставался на месте, и Макс упрямо отказывался покинуть его, даже в уборную не ходил.

Друзья приносили Максу еду, воду и все прочее, чтобы не пачкать вагончик. Между тем к исходу третьего дня сидения пища начала заканчиваться.

— Придется переговорить с Максом, — обратился Роберт к взрослым, после того как дети уснули. — Понятно, вагон не стронется с места, пока он будет торчать внутри.

— Я хочу переговорить с ним завтра утром, — отозвалась Николь.

— Но еда кончается сейчас, — сказал Роберт. — И мы не знаем, сколько еще потребуется…

— Можно разделить остаток на рационы, — перебил его Ричард, — и продержаться еще хотя бы два дня… Видишь ли, Роберт, все мы устали и нервничаем… словом, лучше переговорить с Максом, хорошо выспавшись.

— Что будем делать, если Макс не захочет оставлять вагон? — спросил Ричард у Николь, когда они остались одни.

— Не знаю, — ответила Николь. — Патрик уже задавал мне это вопрос утром… Он опасается, что нам придется прибегнуть к силе, чтобы извлечь Макса из вагона… По его мнению. Макс очень устал и раздражен.

Ричард уже глубоко заснул, однако Николь все еще обдумывала, в каком тоне лучше говорить с Максом. «Конфронтации следует избегать любой ценой, — подумала она. — Итак, мне придется переговорить с ним с глазу на глаз, так чтобы никто не слышал… Но что же сказать ему? И как реагировать на отказ?»

Истомившись от дум, Николь наконец уснула. И снова ее сны были тревожными. Сперва горела их вилла в Бовуа, а она не могла отыскать Женевьеву. Потом сон перенес Николь в Республику Берег Слоновой Кости, и ей снова было семь лет, шел обряд поро. Полуголая Николь плыла в небольшом пруду посреди оазиса. По берегу пруда разгуливала львица, выискивая человеческого детеныша, потревожившего ее львят. Николь нырнула, чтобы избежать пронзительного взгляда зверя, а когда выскочила на поверхность, чтобы вздохнуть, львица исчезла, и вместо нее вокруг пруда разгуливали три октопаука.

— Мама, мама, — услышала Николь далекий голос Элли. Встав в воде, Николь обвела глазами окружность пруда. — С нами все в порядке, мама, — отчетливо произнес голос Элли. — Не беспокойся о нас.

Но где же Элли? Во сне Николь как будто бы заметила человеческий силуэт в лесу позади трех октопауков и позвала:

— Элли, это ты… Элли?

Темная фигура ответила «да» голосом Элли, а затем подошла поближе. В лунном свете блеснули ярко-белые зубы. Николь сразу же узнала подошедшего.

— Омэ! — вскрикнула она, и волна ужаса пробежала по спине. — Омэ…

Николь проснулась от толчка. Ричард сидел возле нее в постели.

— Что с тобой, дорогая? Ты кричала, звала Элли… потом Омэ.

— Только что я видела очередной яркий сон, — проговорила Николь, подымаясь, чтобы одеться. — Мне дали понять, что Эпонина и Элли живы, но где они сейчас, не намекнули.

Николь оделась.

— И куда же ты в столь поздний час? — спросил Ричард.

— Я хочу переговорить с Максом, — ответила Николь.

Она торопливо оставила спальню и вышла в большой зал под куполом. Непроизвольно Николь поглядела на потолок и заметила то, чего не видела прежде. В нескольких метрах под куполом оказалась площадка или платформа. «Почему я не замечала ее раньше? — подумала Николь, рысцой подбегая к вагону. — Потому что днем тени лежат по-другому? Или потому, что эту площадку сделали совсем недавно?»

Свернувшийся в клубок Макс спал в уголке вагона. Николь вошла внутрь очень тихо. За те несколько секунд, когда она собиралась прикоснуться к нему, Макс дважды пробормотал имя Эпонины. Потом голова его дернулась.

— Да, дорогая, — произнес он вполне отчетливо.

— Макс, — шепнула ему на ухо Николь. — Просыпайся, Макс. — Когда Макс проснулся, выражение на его лице было такое, словно бы он увидел призрак.

— Макс, мне только что приснился удивительный сон, — объявила Николь. — Теперь я уверена, что с Элли и Эпониной все в порядке… Я пришла попросить тебя уйти из вагона, чтобы он мог привезти еду. Конечно, я понимаю, как тебе хочется что-либо сделать…

Николь смолкла. Макс поднялся на ноги и подошел к двери вагона. Выражение недоумения на его лице все еще сохранялось.

— Пошли, — сказал он.

— И всего-то? — Николь удивилась столь слабому сопротивлению.

— Да, — проговорил Макс, спускаясь из вагона. Как только Николь оставила вагон, его двери закрылись, и аппарат быстро покатил в сторону.

— Когда ты меня разбудила, — продолжал Макс, вместе с Николь провожая взглядом вагончик, — мне снился сон: я разговаривал с Эпониной. И как раз в тот самый момент, когда я услыхал твой голос, она говорила, что ты несешь мне важное известие.

Макс поежился, потом расхохотался и направился назад к альковам.

— Конечно, я не верю во все эти дерьмовые разговоры о телепатии, но совпадение, безусловно, заслуживает внимания.

Поезд, на этот раз с двумя вагонами, вернулся еще дотемна. Первый вагон, как и прежде, был освещен, открыт и нагружен водой и пищей. Второй же оставался совершенно темным; двери его не открывались, а окна были занавешены.

— Ну-ну, — проговорил Макс, подходя к краю платформы. Он попытался — впрочем, без успеха — проникнуть внутрь второго вагона. — И что же у нас тут?

Когда из первого вагона выгрузили еду и питье, поезд не тронулся с места. Люди выжидали, но таинственный второй вагон отказывался выдавать свои секреты. Наконец Николь с друзьями решила приступить к обеду. Разговор за едой был негромок: все не без опаски рассуждали о возможном назначении второго вагона.